КОСМОНАВТ-АКАДЕМИК ВИКТОР САВИНЫХ — О РЕМОНТЕ КОСМИЧЕСКОЙ СТАНЦИИ ПРЯМО В КОСМОСЕ И О ПЕРСПЕКТИВАХ РОССИЙСКОГО КОСМОСА Легендарный летчик-космонавт, трижды побывавший на земной орбите,

дважды Герой Советского Союза, единственный академик среди космонавтов — Виктор Савиных. Его полет вместе с Владимиром Джанибековым на «мертвую» станцию «Салют-7» стал самым сложным в

техническом отношении за всю историю космонавтики. Но не менее важной вехой в своей жизни Виктор Савиных считает руководство Московским университетом геодезии и картографии, который он

когда-то окончил. О судьбе отечественной науки, образования, космонавтики академик и космонавт рассказал «Ъ-Науке». Выйти из полноэкранного режима Развернуть на весь экран — ВИКТОР ПЕТРОВИЧ,

космос, никто не знал, кто такой Циолковский. И я не знал. В нашей школьной библиотеке книг о нем не было. Просто учился, потому что это было интересно. Не понимаю, как может быть

по-другому. — ПОМНИТЕ МОМЕНТ, КОГДА БЫЛ ЗАПУЩЕН ПЕРВЫЙ ИСКУССТВЕННЫЙ СПУТНИК? — Я в это время учился на первом курсе железнодорожного техникума в Перми. На меня это произвело грандиозное

впечатление: оказывается, не только самолеты могут летать, но и что-то выше, за пределы земной атмосферы! Я, конечно, не очень понимал, что это такое и как выводится на орбиту. Потом уже

начал об этом читать. А тогда мы собирались на берегу Камы — там есть сквер Козий загон (сейчас — сквер им. Решетникова, русского писателя-народника.— «Ъ-Наука»), а наше общежитие было

совсем рядом — и смотрели в небо. По радио сообщали, когда над Пермью будет пролетать спутник, и мы все ждали этого момента. Когда увидели последнюю ступень ракеты, думали, что это спутник,

радовались, ликовали. Спутника никто, конечно, не видел. ВИКТОР САВИНЫХ В КОСМОСЕ Читать далее — В АРМИИ ВЫ СЛУЖИЛИ В ТОПОГРАФИЧЕСКИХ ВОЙСКАХ. ЭТО СЫГРАЛО РОЛЬ В ТОМ, ЧТО ПОТОМ ВЫ ПОШЛИ

УЧИТЬСЯ В МОСКОВСКИЙ ИНСТИТУТ ГЕОДЕЗИИ И КАРТОГРАФИИ? — Я служил сначала в топографических, потом в железнодорожных войсках, но и там, и там нужна была геодезия. Мы строили первую дорогу на

вечной мерзлоте, по которой должны были возить сибирские нефть и газ. Начинали ее строить заключенные, продолжили железнодорожные войска, и я там был на передовой, в группе, прорубающей

просеку для будущей дороги. У меня был теодолит — измерительный прибор для определения горизонтальных и вертикальных углов при топографических съемках и геодезических работах. Эта любовь к

оптике потом и привела меня в МИИГАиК. — ЛЮБОВЬ К ОПТИКЕ ОСТАЛАСЬ — РАЗ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ВУЗА ВЫ ПОШЛИ РАБОТАТЬ НА НПО «ЭНЕРГИЯ», ГДЕ ПРОШЛИ ПУТЬ ОТ ИНЖЕНЕРА ДО РУКОВОДИТЕЛЯ КОМПЛЕКСА И ТОЖЕ

ЗАНИМАЛИСЬ ОПТИЧЕСКИМИ СИСТЕМАМИ ДЛЯ «САЛЮТА», «СОЮЗА» И ПОСАДОЧНЫХ ЛУННЫХ МОДУЛЕЙ. А ВАШИМ ШЕФОМ БЫЛ БУДУЩИЙ АКАДЕМИК БОРИС РАУШЕНБАХ. КАКИМ ОН ВАМ ЗАПОМНИЛСЯ? — Он был хороший человек, но

на него падали все шишки, особенно после неполадок со станцией «Салют-2». Там вышла из строя ионная система, траектория полета была нарушена, полет сорван, и Раушенбаху пришлось все это

как-то расхлебывать. Я тогда курировал два прибора — один стоял на «Союзе», другие сейчас стоят на станциях — это ВШК (визир широкоугольный), лунная вертикаль, секстанты, в разработке

которых я принимал непосредственное участие. Их, кстати, делали в Киеве на заводе «Арсенал», и я часто ездил туда в командировки. Очень хорошие остались воспоминания. Начальником над всем

этим комплексом стоял Борис Черток. Выйти из полноэкранного режима Развернуть на весь экран — ЗНАНИЕ ОПТИЧЕСКИХ ПРИБОРОВ ДЛЯ КОСМИЧЕСКИХ СТАНЦИЙ НАВЕРНЯКА ПРИГОДИЛОСЬ ВАМ, КОГДА ВЫ ВМЕСТЕ С

ВЛАДИМИРОМ ДЖАНИБЕКОВЫМ ПОЛЕТЕЛИ СПАСАТЬ ВЫШЕДШУЮ ИЗ СТРОЯ СТАНЦИЮ «САЛЮТ-7»? — Да, я знал ее как свои пять пальцев. Я ведь к тому моменту уже летал на «Салют-6», а он практически такой же.

Система управления, приборы, по которым строилась ориентация, навигация были ровно те же самые. Отличие состояло в том, что там появился солнечный телескоп, а Владимир Бранец с «Энергии»

сделал к тому времени новую автоматическую систему определения местоположения станции для наблюдения на Земле. С помощью этой системы мы строили ориентации. — ВАШ ПОЛЕТ НА СТАНЦИЮ «САЛЮТ-7»

НАЗЫВАЮТ САМЫМ СЛОЖНЫМ В ТЕХНИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ ПИЛОТИРУЕМОЙ КОСМОНАВТИКИ. ПОМНЮ, КАК ВСЕ С ЗАМИРАНИЕМ СЕРДЦА ЖДАЛИ РЕЗУЛЬТАТОВ ЭТОЙ МИССИИ. МОЙ ОТЕЦ РАБОТАЛ В КОСМИЧЕСКОЙ

ОТРАСЛИ, И, КОГДА ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ БЛАГОПОЛУЧНО, ОН НАЗВАЛ ВАС С ДЖАНИБЕКОВЫМ НАСТОЯЩИМИ ТИТАНАМИ. А ДЛЯ ВАС ЭТО ТОЖЕ БЫЛО СВЕРХСЛОЖНОЙ ЗАДАЧЕЙ? — Я бы так не сказал. Задача была сложная, но

очень интересная. Я хорошо понимал, где там что находится, а почему не работает, разобрался, когда прилетели. — ЗНАЧИТ, ДЛЯ ВАС НЕ БЫЛО НИ ГЕРОИЗМА, НИ СТРАХА? — Героизма не было, а страх

был. Ощущалась нехватка кислорода, пришлось его брать из баллонов, которые мы с Володей притащили в корабль, нашли возможность подключить, и кислород пошел. Скапливалось огромное количество

углекислого газа, мы же выдыхали непрерывно, и он не убирался. Мы понимали, что в любой момент из-за этого может стать плохо, а это катастрофа. Напрягало отсутствие воды, электричества,

невозможность удаления влаги со станции. — ВАМ ПРИШЛОСЬ ПЯТЬ ЧАСОВ РАБОТАТЬ В ОТКРЫТОМ КОСМОСЕ. ЭТО БЫЛО ТЯЖЕЛО? — Это было, конечно, непросто, но очень интересно. Нужно было поставить новые

солнечные батареи, а мы раньше этим не занимались. Первую установили быстро, со второй пришлось изрядно повозиться. Система подвижки солнечных батарей кверху держалась на тросиках, их нужно

было крутить, а лебедка не работала. Тросики были вставлены в основную батарею, на ее край, и они, похоже, приварились. Так бывает в космосе с некоторыми материалами. Мне пришлось крутить

лебедку, а Володя дергал за ручку. Это была чистая импровизация в нарушение всех возможных норм и правил. Но когда батарея поползла вверх, стало ясно — получилось. Мы работали в новых

скафандрах, руки деревенели, не слушались. В общем, трудностей хватило, но мы справились. Задача была творческая, инженерная. — КАКИЕ ИНТЕРЕСНЫЕ НАУЧНЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ ВАМ УДАЛОСЬ ПОСТАВИТЬ ЗА

ВСЕ ВАШИ ТРИ КОСМИЧЕСКИХ ПОЛЕТА? — Интересных экспериментов было много. Главное — я обнаружил вокруг Земли ионосферный слой, и это считается моим открытием. Очень много наблюдений было

связано с серебристыми облаками, редким и до сих пор малоизученным атмосферным явлением, возникающим в мезосфере на высоте до 90 км. Мы также занимались сваркой различных металлов, получая

новые материалы, ставили медицинские и биологические эксперименты. — ВИКТОР ПЕТРОВИЧ, ВСЕМ ЛЮДЯМ, ЛЕТАВШИМ В КОСМОС, ДАВАЛИ ЗВАНИЕ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, ПОТОМ — РОССИИ. КАК ВЫ ДУМАЕТЕ,

НАСТАНЕТ ЛИ ВРЕМЯ, КОГДА РАБОТА В КОСМОСЕ БУДЕТ НЕ ГЕРОИЧЕСКОЙ, А РУТИННОЙ, КАК, НАПРИМЕР, ТРУД ПУТЕВОГО ОБХОДЧИКА ИЛИ СВАРЩИКА? — Хотелось бы ответить, что так будет. Но боюсь, скоро вообще

ничего не останется в космосе. Кто это будет делать? У нас нет космического корабля, летает только один спутник, и тот военный. Все старое. Нового ничего не производится. Российским

космическим агентством руководят непрофессионалы, как и вообще российской наукой. Перспектив не вижу. — КОНСТАНТИН ЦИОЛКОВСКИЙ, РОДОНАЧАЛЬНИК КОСМОНАВТИКИ, ЗАГЛЯДЫВАЛ В ОТДАЛЕННОЕ БУДУЩЕЕ

ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. КАК ДУМАЕТЕ, МОЖЕТ БЫТЬ, СПУСТЯ МНОГО ЛЕТ ВСЕ ИЗМЕНИТСЯ К ЛУЧШЕМУ? — Я не Циолковский и так не умею. — ВИКТОР ПЕТРОВИЧ, ЗНАЮ, ЧТО ВЫ УШЛИ ИЗ ОТРЯДА КОСМОНАВТОВ, ПОТОМУ ЧТО

ВОЗГЛАВИЛИ МИИГАИК, МНОГО ЛЕТ БЫЛИ РЕКТОРОМ, А СЕЙЧАС ПРЕЗИДЕНТ. НЕ ОБИДНО БЫЛО УХОДИТЬ? — Очень обидно. Я хотел еще летать. Но мой родной вуз оказался в очень сложном положении. Предыдущий

ректор умер, и возглавить его было некому. Началась перестройка, МИИГАиК оказался под угрозой. Приехали профессора, сели и уговорили меня. Сначала речь шла о том, чтобы мне продолжать

числиться в отряде, но совмещать обе работы не вышло. Я написал заявление и ушел из космонавтов. Выйти из полноэкранного режима Развернуть на весь экран — СКУЧАЕТЕ? СНИТСЯ КОСМОС? — Скучаю.

Снится редко, но и наяву часто об этом думаю. — ПОЛЕТЕЛИ БЫ, ЕСЛИ БЫ ПРОШЛИ МЕДКОМИССИЮ? — Без колебаний. — ЦИОЛКОВСКИЙ СЧИТАЛ, ЧТО ЛЮДИ НЕ ТОЛЬКО ЗЕМНЫЕ, НО И КОСМИЧЕСКИЕ СУЩЕСТВА. А ВЫ КАК

ДУМАЕТЕ? — Хотелось бы согласиться с классиком. Но сейчас я считаю, что до «звездного человечества» нам еще очень, очень далеко. На Земле бы разобраться. — МИИГАИК — ОДИН ИЗ СТАРЕЙШИХ ВУЗОВ

РОССИИ… — Да, он берет свое начало с 1779 года, когда указом Екатерины II здесь была организована Землемерная школа при Межевой канцелярии. Потом она стала училищем, позже — институтом.

Интересно, что инспектором при этом учебном заведении был русский писатель Сергей Аксаков. Нам уже 233 года! Мне вуз достался в очень непростом состоянии. Нас рвали на части, пытались

отобрать наше старинное здание, выселить с исторического места, присоединить к другим учебным заведениям и даже кафедрам. Когда я пришел, еще был Советский Союз. Через полтора года его не

стало. Но мы всегда жили и выпускали студентов. Геодезисты, картографы, космические архитекторы были нужны всегда. Потом пришли эффективные менеджеры в качестве представителей ФАНО, потом

министерства и сказали: «Зачем нам геодезисты? Мы делаем кадастр, и этого достаточно». Главное управление геодезии и картографии разрушили, сделали агентство, присоединили его сначала к

Министерству путей сообщения, потом еще куда-то. А потом и агентство закрыли и сделали Росреестр, у которого была одна задача — налоги собирать. А для того чтобы собирать налоги, нужен

кадастр. А кадастр создать нельзя без геодезии. Замкнутый круг! Так что нет сегодня геодезии, и никто не знает, как править карту 25-тысячного масштаба. Когда ее создавали, еще в 50-х годах

прошлого века, геодезисты по всей стране пешком ходили. Теперь понадеялись на космические снимки, на гугл-карты. Зря понадеялись. — КАКОЙ-ТО НЕВЕСЕЛЫЙ ВЫХОДИТ У НАС РАЗГОВОР… — Хотелось бы,

конечно, повеселее, но особо нечему радоваться. Сейчас мы попали в программу развития вузов до 2030 года, программа вроде бы хорошая, но вот геодезистов в ней, к сожалению, нет. А мы готовим

уникальных специалистов, которые знают все про Землю и все, что на Земле, умеют строить земную инфраструктуру, чтобы она была эффективной и безопасной — дороги, мосты и так далее. С

некоторых пор у нас открылся архитектурный факультет. Есть также мощный оптический факультет. Правда, туда мы сейчас набираем людей с большим трудом. Не хотят студенты заниматься оптикой,

потому что многие оптические заводы закрылись, и моя любимая оптика тоже оказалась не у дел. — КОСМОНАВТИКА В ЗАГОНЕ, ГЕОФИЗИКА, ГЕОДЕЗИЯ, ОПТИКА НЕ НУЖНЫ… ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ В ЭТОЙ СИТУАЦИИ? КАК

ОБЕРНУТЬСЯ ЛИЦОМ К НАУКЕ? — Нужно перестроить работу Академии наук. Нельзя, чтобы наукой руководили менеджеры, в науке ничего не смыслящие. Это ведет к ее развалу. В нынешней ситуации это

будет происходить еще более катастрофическими темпами, ведь у нас далеко не все есть, а купить за границей, как мы привыкли, уже не получится. Развивать отечественную науку нужно, но это

возможно лишь в том случае, если ею будут руководить профессионалы, люди, знающие и любящие науку. Выйти из полноэкранного режима Развернуть на весь экран — ВЫ ЕДИНСТВЕННЫЙ АКАДЕМИК СРЕДИ

КОСМОНАВТОВ И ЕДИНСТВЕННЫЙ КОСМОНАВТ СРЕДИ АКАДЕМИКОВ. ОДНО ДРУГОМУ МЕШАЕТ ИЛИ ПОМОГАЕТ? — Не мешает. В академию я пошел, для того чтобы помогать своему университету. Пожалуй, это

действительно работает: чаще идут навстречу в решении рабочих вопросов, мое отделение наук о Земле меня поддерживает. Чувствуешь какой-то тыл. — КЕМ ВЫ СЕБЯ ОЩУЩАЕТЕ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ —

КОСМОНАВТОМ, УЧЕНЫМ, ОРГАНИЗАТОРОМ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ, ИНЖЕНЕРОМ? — Я чувствую себя в первую очередь пенсионером. — ВЫ ЖЕ НА РАБОТЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ! — Ну и что? У меня много болячек, проблемы с

сердцем, сегодня жив, завтра — кто знает… Конечно, такого не хотелось бы, потому что у меня еще правнучка совсем маленькая. На свадьбе дочери Джанибеков мне сказал: «Витя, твоя задача —

довести дочь до пенсии». Потом кто-то мне говорил то же самое, но про внуков. Так что на тот свет не спешу. — НА ЧТО ВАШИ НАДЕЖДЫ? — На светлое будущее. — А ЧТО ТАМ ВИДИТСЯ? — Расцвет

геодезии, космонавтики, вообще науки. Трудно, но я все же надеюсь. Беседу вела Наталия Лескова