«ВСТАЛ К СТАНКУ С АМПУТИРОВАННЫМИ ПАЛЬЦАМИ НА ОБЕИХ НОГАХ» Александр Дмитриевич показывает две металлические пластинки, похожие на обычные стельки для обуви. Эти самодельные протезы

принадлежат токарю Дмитрию Ивановичу Забродину. — Известно, что на Ленинградском механическом заводе имени Карла Либкнехта он начал работать еще до войны, окончив в 1937 году ФЗУ, — говорит

историк. — В блокаду 10 декабря 1941 года завод, выпускающий боеприпасы и оружие, остановил производство — отключили электроэнергию. На предприятии был организован рабочий батальон

самообороны. Дмитрий Забродин добровольцем ушел на фронт. Попал в 880-й стрелковый полк 189-й стрелковой дивизии 42-й армии. 189-я дивизия, сформированная из рабочих Адмиралтейского завода,

течение получаса, до подхода подкрепления, вел огонь, не давая врагу занять стратегически важную точку. При авиаударе был ранен и контужен. В госпитале №989 на Петроградской стороне ему

ампутировали пальцы на обеих ногах. С инвалидностью 2-й группы, находясь дома, он начал ремонтировать соседям и знакомым часы. Инструмент у него был самый допотопный. Живущий по соседству

моряк Балтийского флота, узнав о затруднениях Дмитрия, подарил ему набор своего умершего родственника-часовщика. Эти молоточек, отвертки и пинцет теперь хранятся у нас в запасниках музея. В

марте 1942 года, после того как в Ленинград подали электроэнергию от Волховской ГЭС по подводному кабелю по дну Ладожского озера, механический завод имени Карла Либкнехта, на котором работал

Дмитрий Забродин, снова вступил в строй. Под постоянными артобстрелами рабочие снова стали выпускать продукцию для фронта. Не смог усидеть дома и Дмитрий. В сентябре 1943 года, несмотря на

тяжелое ранение, он встал к токарному станку. Простаивать 12-часовую смену без пальцев на ступнях ему было очень тяжело. Из-за невыносимой боли токарю постоянно приходилось менять положение

тела. Дмитрий стоял то в полный рост, то на коленках, то на специальной подставке. Потом он придумал хитрые приспособления: изготовил две металлические пластины в форме ступней, с помощью

которых увеличил опорную площадь ног, что значительно облегчило ему работу. Вскоре он перешел на работу в ночную смену, несколько раз перевыполнял нормы выработки. На механическом заводе

Дмитрий Иванович Забродин проработал до 1987 года. Каждое 9 Мая он с однополчанами отправлялся на 20-й километр Пулковского шоссе, к монументу «Пулковский рубеж», где они остановили

фашистов. Все свои реликвии — орден Ленина, орден Отечественной войны II степени, медали «За оборону Ленинграда», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945», а также

грамоту Наркомата боеприпасов — в 1990 году он передал в Центральный музей ВОВ. «ВИНО ОСТАЛОСЬ ЗАКУПОРЕННЫМ. СЫН НЕ ВЕРНУЛСЯ С ВОЙНЫ» У бутылки «Мускат Массандра» урожая 1937 года,

хранящейся в запасниках музея, своя история. Стекло потемнело от времени, часть марочного вина за долгие годы испарилась. Мускат в 1943 году купила Мария Николаевна Бобровникова, после того

как получила известие о том, что ее сын, лейтенант Виктор Васильевич Рачков, пропал без вести. Женщина не верила в гибель сына. Она решила сохранить мускат до возвращения Виктора, чтобы

вместе с ним отпраздновать Победу. 9 мая 1945 года вино стояло на столе. Стул напротив Марии Николаевны оставался пустой. Долгие годы в зеркальном серванте была выставлена фотография

Виктора, а за ней «Мускат». Как символ надежды. Страна отметила 30-летие, 40-летие Победы, а бутылка с «Мускатом» оставалась закупоренной. Мать так и не выпила вместе с сыном. Виктор Рачков

не вернулся с войны. Он был командиром артиллерийского дивизиона. Когда с бойцами они форсировали Днепр, в их лодку попала мина. Это было 28 сентября 1943 года. Марии Николаевне не осталось

«ни весточки, ни косточки». ОНА УШЛА ИЗ ЖИЗНИ, ТАК И НЕ ОТКРЫВ «МУСКАТ». — В 1996 году вместе с другими реликвиями семьи Рачковых бутылка марочного вина была передана в Центральный музей

Великой Отечественной войны, — говорит Александр Кузнецов. «ХОЧУ ВИДЕТЬ ВАС И БЫТЬ ВМЕСТЕ. ЭТОЙ РАДОСТНОЙ НАДЕЖДОЙ Я ТОЛЬКО И ЖИВУ» От фронтовых писем, кажется, пахнет порохом. Война в них

видится изнутри. Из-за дефицита бумаги их складывали треугольниками и отправляли без конвертов. На пожелтевших, полуистлевших листках, что лежат перед нами, расплываются чернила. Внизу стоят

даты: 17.III.42 и 21.IV.42. На почтовой карточке — оттиск чернильного штампа: проверено военной цензурой. «Люблю тебя, родная, одну. И эта любовь во мне еще сильнее, чем была раньше».

«Прошу вас не волноваться. Я здоров. И враг будет разбит. И мы с тобой хорошо заживем. А пока будем драться за Родину». Эти послания отправил гвардии майор Георгий Александер, который в

Севастополе командовал легендарной 30-й батареей. Письма адресованы жене Шуре и детям. Из Севастополя почту возили на подводных лодках. В посланиях комбат обращается к сыну Коле, которого

ему не суждено было увидеть. Малыш появился на свет 16 октября 1941 года на станции метро «Курская», где укрывалась жена Георгия с дочкой во время налета немецкой авиации. Георгий Александер

был из обрусевших немцев. В 1937 году, после окончания Московского артиллерийского училища, будучи капитаном, принял командование 30-й батареей, которую называли «подземным линкором». Под

землей, под 4-метровой железобетонной плитой, в бункере размещались склады боеприпасов, топлива, продуктов, дизельная электростанция. Эта двухбашенная, четырехорудийная береговая батарея не

дала немцам в ноябре 41-го с ходу захватить Севастополь. На колонну танков, прорывающихся к городу, обрушились снаряды, каждый из которых весил 470 кг. 17 декабря 41-го фашисты предприняли

второй штурм Севастополя. В наступление ринулись пять немецких дивизий. Фашисты в первую очередь стремились захватить «тридцатку». По возвышенности, где находились орудия подземной крепости,

била и немецкая авиация, и танки. Вокруг батареи не осталось ни одного не перепаханного бомбами и снарядами клочка земли. Когда немецкие танки подошли на 100 метров к командному пункту,

Александер по рации вызвал огонь на себя. Зная, как хорошо спрятана под землю и укреплена «тридцатка», советские крейсеры открыли огонь. Батарея выстояла и вскоре снова начала стрелять.

Нигде, кроме Севастополя, в ходе войны расход артиллерийских снарядов не превышал расход винтовочных и автоматных патронов. Вскоре комбат заметил, что из-за износа стволов стали падать

точность и дальность стрельбы. Их требовалось заменить. Запасные 50-тонные стволы ночью подтянули паровозом из засекреченной бухты. Для замены требовался специальный подъемный кран, которого

не было. Краснофлотцы действовали «бурлацкой» артелью. Применив лишь лебедки и домкраты, заменили стволы на «тридцатой» почти вручную. Жители Севастополя ждали, когда «заговорит» 30-я

береговая батарея. И она не заставила себя ждать. Жахнула, да еще как! Два штурма Севастополя провалились. Чтобы подавить неуязвимый русский форт, немцы подтянули к городу орудия

сверхбольшого калибра — два типа «Карл» и одно «Дора». Между тридцатой батареей Александера и немецкими сверхтяжелыми осадными орудиями завязалась артиллерийская дуэль. В то же время

немецкие бомбардировщики делали до 600 вылетов на 30-ю батарею ежедневно. Но краснофлотцы все-таки повредили «Карлы» настолько, что мортиры были вывезены в Германию. «Дору» вместе с

энергопоездом и составом спецсопровождения добили наши летчики. Но дни Севастополя уже были сочтены. От батальона морских пехотинцев, которые прикрывали 30-ю батарею, осталось меньше роты.

Сильно поредел и 90-й стрелковый полк, державший фронт близ 30-й. 11 июня 42-го батарея была полностью отрезана от частей регулярной армии. Когда закончились снаряды, краснофлотцы отбивали

атаки учебными болванками. Не осталось ни еды, ни воды. Немцы подтянули к форту огнеметы. В отсеках бушевали пожары. Батарея была опоясана пулеметными точками врага. Бойцы решили прорываться

небольшими группами в горы, к партизанам. Чтобы выбраться наружу, матросы семь дней пробивали скальный грунт около водостока. Взорвав орудия и командный пункт, Александер с группой

контуженных и обожженных краснофлотцев ночью 26 июня 1942 года вышли к реке Бельбек. — Они укрылись в зарослях в районе деревни Дуванкой (ныне Верхнесадовое), но их выдал один из местных

жителей, — говорит Александр Кузнецов. — Комбат попал в симферопольскую тюрьму, фашисты пытались склонить его к сотрудничеству, но он остался верен присяге. После пыток погиб. Его дочь Таня

потом нашла в немецком архиве документ: «Георгий Александер, 1909 года рождения, расстрелян». Где похоронен комбат, выяснить не удалось. Много лет спустя они с братом Колей нашли в архиве

кадры кинохроники. На экране увидели отца. Крепкого, молодого, в ладно сидящей военной форме. Он махал и улыбался им из прошлого. «Хочу видеть вас и быть вместе. Этой радостной надеждой я

только и живу», — писал он им в 42-м. В 1942-м и остался, чтобы мы в 2016-м отпраздновали 71-летие Победы. Голос гвардии майора, кавалера ордена Боевого Красного Знамени Георгия Александера

звучит теперь во фронтовых письмах.