------------------------- "КОЛЯ, ВОЗЬМИ ГАЛЬЮНЩИКОМ..." "Не могу жить без моря", - эта фраза может показаться банальной только нам, сухопутным. Старый рыбак-мореход

Захаров, уйдя на пенсию, попытался жить без моря. И - не смог. Понял: идет ко дну. Вообще-то о заслуженном отдыхе 54-летний капитан - какие его годы! - и не думал. Но сразу после войны, в

1946-м, прямо в рейсе с ним случилась беда. "В результате переутомления, - сообщалось в радиограмме, - у капитана Захарова произошло кровоизлияние в мозг. После помещения в стационар

состояние стабильно тяжелое..." Они оба привыкли командовать на мостике: Василий Захаров (в белой фуражке). семейные архивы, Государственный архив Приморского края Каким-то чудом он

с собой, перебирал в памяти светлое прошлое. Как лихо морячил до революции в Сибирской военной флотилии. Как партизанил в Гражданскую войну. Как молоденьким старпомом стоял на мостике

"Алеута", первой советской китобазы. Как во время Второй мировой ходил в огненные рейсы по ленд-лизу через Тихий океан в Америку под прицелом вражеских подлодок и авиации... Всё

многотрудно, всё на пределе. Но мирный пенсионный год оказался неизмеримо тяжелее. Бездействие на берегу, безмолвие. Никому не нужен. И когда весной, как обычно, готовился выйти в рейс

крупнейший в стране крабозавод "Всеволод Сибирцев", Захаров уже точно знал, что ему делать. Вышел из дома. Поехал в порт. Пока шагал по причалу, трудно поднимался по трапу на борт

и шел в капитанскую каюту, твердил про себя одно: "Манжолин поможет. Не откажет. Возьмет". Постучал, переступил порог. - Василий Никитич?! - бросился к гостю капитан-директор

Николай Платонович Манжолин. - Проходи, дорогой! Сиял, как ясное солнышко, и помполит Громов. Все трое были знакомы еще с 30-х годов, когда вместе добывали краба в Охотском море. А потом

пересекали туда-обратно Тихий океан с военными грузами, участвовали в десантных и транспортных операциях на Сахалине и Курилах, год назад скромно отметили в капитанской каюте Манжолина

годовщину победы над Японией. На груди у хозяина каюты поблескивали ордена Красной Звезды, Отечественной войны 1-й степени, Трудового Красного Знамени... Захаров подошел к столу, показал

глазами на бумагу и карандаш. - Хочешь что-то написать? - догадался капитан. Василий Никитич кивнул и взялся за дело. Медленно, мучительно выводил, складывал в слова большие неровные буквы.

Получилась фраза: "Коля, возьми меня гальюнщиком". Все, точка. Подвинул листок к Манжолину. Теперь уже онемели капитан с помполитом. Позже, делясь воспоминаниями, Николай

Платонович сознается: день, когда старый товарищ, бывший капитан-директор пришел к нему наниматься в уборщики, он не забудет никогда. А тогда только и смог сказать в ответ: "Вася, как

же ты?.." И отвернулся, чтоб никто не заметил, как заблестели глаза. Они оба привыкли командовать на мостике: Николай Манжолин (в центре). из семейного архива, Государственный архив

Приморского края ------------------------- ПЕРВЫЙ РЕЙС! Захаров шагал домой уже совсем другим человеком. Если б мог петь, запел бы! Но лучше всех песен было только что услышанное в

капитанской каюте: "Постараюсь помочь, Василий Никитич". И помог! В крабовую экспедицию 1948 года они пошли на "Сибирцеве" вместе. Манжолин флагманским капитаном. Захаров

- матросом палубной команды. Такая запись была сделана в судовой роли плавзавода. Конечно, он был никакой не матрос. Просто Никитич. Когда мог хоть чем-то при случае подсобить, всегда

оказывался в нужном месте. Старался никому не мешать. Выбирал деликатную позицию и смотрел, смотрел... На все, что вокруг, что так знакомо, чему отдана жизнь. И не мог наглядеться. Вот опять

заштормило, но уходят на поиск крабовых полей мотоботы. Вот они возвращаются к плавзаводу, нагруженные твердой колючей добычей. Вот в цехах огромной плавучей деревни на 700

"жителей" движется по лентам транспортера знаменитая "Chatka". Баночка за баночкой, рекорд за рекордом. Десятки тысяч ящиков самых вкусных в мире консервов... Когда

позволяла оперативная обстановка, Никитич, боясь расплескать переполнявшую душу радость, поднимался в рубку и любовался действиями капитана, комсостава, штурманов. Всё красиво, слаженно,

будто в хорошем оркестре. А как иначе у одного из лучших капитанов Кработреста?! Ударно отработав на путине, "Всеволод Сибирцев" вернулся во Владивосток. Флагмана экспедиции

встречали с оркестром. А в управлении Кработреста прославленного капитана Манжолина ожидал "сюрприз": - Что это за пассажир был у тебя на борту? Присутствие на судне старого

больного капитана Захарова никто, конечно, не афишировал. Значит, понял Манжолин, кто-то капнул начальству. - Добреньким хочешь быть за счет государства, Николай Платонович? Решил устроить

дом инвалидов на плавзаводе - правофланговом краболовной промышленности страны? Не выйдет! Прекратить самовольство! - бушевало начальство. Спорить капитан плавзавода не стал. Захаров в рейсе

буквально расцвел. Собирается в следующий рейс. Списать его на берег - значит убить. А значит, выбора нет. Василий Никитич Захаров и Николай Платонович Манжолин (на фото он еще матрос с

"Адмирала Завойко"). ------------------------- СЕРДЦЕ КАПИТАНА Капитан с помполитом собрали палубную команду - восемь здоровенных матросов. Спросили прямо: списываем инвалида

Захарова? Или согласны работать за девятерых? - Так мы же так и работали, Николай Платонович! - удивились в ответ мужики. - В чем проблема? - Учтите, поблажек не будет. - Да ладно...

Оформляйте Никитича в рейс! ... Рыбаки уже не представляли, как это прежде обходились без улыбчивого безмолвного старика. С ним и в каюте, и в Красном уголке, и на мостике, и в кают-компании

становилось уютней, светлей. К нему потянулись с секретами и новостями, судовыми и долетавшими с берега, хорошими и скверными. А Никитич, будто хороший психолог, слушал внимательно,

разговаривая глазами. И лишь когда спрашивали совета, задавали, как говорится, вопрос ребром, брал бумагу, карандаш и что-то медленно, трудно писал в ответ. Не откровенничал с ним, пожалуй,

только один человек - капитан-директор Николай Платонович Манжолин. Старый друг и без этого знал, как капитанам достаются победы. Невероятным напряжением сил, персональной ответственностью

за каждого матроса и каждый центнер краба. Из года в год, из путины в путину, десятками лет. И только по возрастающей. В 30-е государство требовало от плавзавода 14 тысяч ящиков крабовых

консервов в год, в сороковые - 27 тысяч, в пятидесятые - 50! Это в войну на мостике может убить осколок. А в мирное время рыбацкого капитана убивает работа на износ. В Приморском краевом

архиве в личном фонде капитана Н.П. Манжолина хранятся его заявления в трест о предоставлении отпуска: "Мое состояние здоровья (усталость, расшатанность нервной системы, болезнь сердца)

требуют более спокойной работы. Я неоднократно просил предоставить мне летний отпуск, дать замену. Прошу учесть, что с 1932 года я имел только один отпуск в 1940 году". Ответ:

"Замены нет. О возможности предоставления отпуска вам будет сообщено по возвращении из рейса". Три товарища. Громов Манжолин и Захаров (слева направо) отмечают годовщину победы над

Японией. из семейного архива, Государственный архив Приморского края В 1950 году капитана Манжолина опять наградили (на этот раз орденом Ленина). Пожелали здоровья и успехов в работе. И

...вновь не пустили в отпуск. Однажды, видимо, уже в отчаянии, Николай Платонович подключил к тягучей многолетней переписке главврача флотилии. "Сообщаю, - говорилось в медсправке на

имя начальника Кработреста, - что капитан-директор плавзавода "Всеволод Сибирцев" Манжолин Н.П. болен. Диагноз: дистрофия миокарда, гипертоническая болезнь, общий артериосклероз,

функциональное расстройство нервной системы... Заключение: нуждается в длительном отпуске и лечении на берегу". Рвались не только сосуды и нервы. В шторма до одиннадцати баллов лопались

якорные цепи. "В течение двух лет я и руководство трестом добивались получения цепей, положенных по калибру, - писал министру Госконтроля СССР капитан Манжолин, - но так ничего и не

добились. Во имя выполнения плана я вынужден был пойти на риск... Кроме того, судно "Всеволод Сибирцев" в течение 7 лет не имело докования..." Но и его плавзаводу отказывали в

отпуске и ремонте. Продолжали хвалить капитана. Награждать. Перестали цепляться к "присутствию на борту постороннего", особенно после того, как на "Сибирцеве" побывал

министр рыбного хозяйства СССР и прилюдно отметил "высокогуманный поступок капитана Манжолина". Мол, именно так и должны поступать советские люди, в духе товарищества и

взаимовыручки. Так они ходили в море за крабом - старый пароход, его измотанный орденоносец-капитан и дружный трудовой коллектив, в составе которого нашел себе достойное место

пенсионер-инвалид Василий Никитич Захаров. А потом наступил 1954 год. И наконец-то пришло известие: по окончании путины работяге-плавзаводу предстоит капитальный ремонт в Шанхае. Знали ли

Манжолин и Захаров, что это их последний рейс на "Сибирцеве"? ------------------------- АНГЕЛЫ-ХРАНИТЕЛИ "СИБИРЦЕВА" По завершении экспедиции (шестой по счету в ранге

пенсионера) Василия Никитича Захарова, понятное дело, списали на берег. Держался он молодцом, не разрешал себе тосковать, поскольку постановил: надо непременно дождаться

"Сибирцева" из Шанхая. "Сибирцев" вернется во Владивосток только через три года. Захаров не дождется его. Чуть-чуть. В том же 1954 году с почетом проводили на заслуженный

отдых Николая Платоновича Манжолина. Но он еще много лет продолжал капитанить. И получать вот такие письма от матросов, механиков, крабообработчиц: "Посоветуйте, как отец. Я всегда на

Вас смотрела с каким-то божественным страхом, и тем не менее вы, оказывается, самый хороший человек на свете. Не вычеркивайте меня из вашего коллектива..." Как рассказывал мне внук

Манжолина, Александр Владимирович, их небольшая коммунальная квартира в центре Владивостока всегда была "кают-компанией", где не закрывалась дверь: люди шли и шли к капитану,

который обязательно примет, выслушает, вникнет, поможет. А Манжолин, как истинный жизнелюб, планировал жить лет до ста. Когда во Владивостоке торжественно провожали в последний путь его

любимый плавзавод "Всеволод Сибирцев", 74-летний Николай Платонович лично спустил на нем государственный флаг. Сказал, что надеется дожить до дня, когда в бухте Золотой Рог

ошвартуется новый плавзавод "Всеволод Сибирцев", его в то время уже строили в Ленинграде. Увы, и он, как его друг Никитич, не дождался возвращения "Сибирцева"... Сыновья

Манжолина и Захарова выросли и стали моряками. Живут во Владивостоке внуки и правнуки капитанов. И живет память о настоящей мужской дружбе. Ну, а флагман "Всеволод Сибирцев" -

крупнейшая в мире плавбаза - каждую весну уходит на промысел. Правда, несколько лет назад его собрались перестроить в плавучую гостиницу, навсегда приковать к причалу. Но

"Сибирцев" вновь, как встарь, разорвал цепи и ушел в море. Не иначе, у него есть ангел-хранитель. Впрочем, их два.