Полное или частичное использование материалов возможно только с разрешения редакции.

Интернет-портал «Российской газеты»(16+) зарегистрирован в Роскомнадзоре 21.06.2012 г. Номер свидетельства ЭЛ № ФС 77 — 50379.

А при жизни поэт опубликовал 24 строки. Об их публикации Боря сообщил домой в письме из армии: "Сегодня испытал забытое наслаждение, читая на всех углах "Окно Карелофинского ТАССа" -

здешнего РОСТА. Посредине - сводка Совинформбюро, по бокам - две больших... карикатуры с 24 строками, а подписи - мои. Я был, когда "Окно" выходило из-под типографской машины, радовался

часто брал сына в командировки. Моря и города, полустанки и тайга, степи и горы... Семья жила на чемоданах.

В 1937-м отца арестовали, и все попытки родных узнать о его судьбе были напрасны. Вскоре арестовали и мать (освободили через несколько месяцев).

Борис с сестрой вернулись в Москву. Взрослые заботы не согнули подростка, он все успевал: учился в школе, писал стихи и влюблялся. Поглощенный событиями в Испании, учил испанский язык и

переводил Гарсиа Лорку.

Вместе с другом Женей Аграновичем он написал песню "В тумане тают синие огни...", а вместе с Павлом Коганом и Георгием Лепским - "Бригантину".

Любимые композиторы - Бах и Григ. Любимый художник - Ван Гог. Борис не расставался с двухтомником его писем.

Любил слушать пластинки с записями скрипача Фрица Крейслера.

Евгений Агранович вспоминал: "Он бредил бурями и парусами, мечтал о кораблях и океанах..." Вот его строки из стихотворения этого периода:

Борис поступил на водительский факультет Ленинградского института инженеров водного транспорта.

И еще одна деталь из его биографии: когда Борису исполнилось восемнадцать, он взял на воспитание маленького мальчика, у которого погибли родители.

В армию его призвали еще до войны, и он попал на Север, в стройбат.

Вчерашние студенты корчевали пни, расчищая площадку для строительства аэродрома близ деревни Бесовец.

"К ночи снова вышел на работу, - писал Борис домой весной 1941 года. - Дул резкий северный ветер... Мы работали спиной к ветру, то и дело отбегая к кострам. Часа через два меня перевели на

корчевку леса... Мой сосед по котелку, боец одного со мной отделения - Ярослав Смеляков. Сегодня вечером мы собираемся читать друг другу стихи и переводы..."

Смеляков вспоминал: "Борис мне казался иногда упавшим с Луны, он даже и на марше наборматывал стихи. Когда не удавалось долго ни поесть, ни попить и мы зарастали густой щетиной, он

заскорузлыми пальцами вытаскивал свою тетрадку и что-то кропал..."

Из письма Бориса Смоленского: "Я написал песню нашего батальона, и сейчас все роты ходят на работу под мою песню".

Пропала и рукопись первого сборника стихов, который Борис готовил для Петрозаводского издательства.

В письме любимой девушке, написанном сразу после 22 июня, он краток: "Все в порядке. Война с Германией, я в армии. Ты ведь знаешь, у меня никогда не было желания отсиживаться за чужими

спинами. Борис".

Он был рад, что вместо кирки или лопаты у него в руках винтовка. Пусть и образца 1912 года. Все-таки оружие.

В начале октября три финских дивизии прорвали фронт и захватили Петрозаводск.

2-ю легкострелковую бригаду и 37-ю стрелковую дивизию бросили в прорыв, и они оказались в окружении.

"У нас был один танк, - вспоминал чудом выживший боец. - Только один. Он ходил по шоссе..."

Отчаянные бои под Медвежьегорском по сути были расстрелом почти безоружных.

В середине декабря 2-ю легкострелковую бригаду расформировали "вследствие безвозвратных потерь".

"Смоленский Борис Моисеевич, 1921 г. рождения, уроженец города Новохоперска, призванный в С.А. райвоенкоматом г. Москвы, значится погибшим 16 ноября 1941 г. Похоронен: н/п Падун

Медвежьегорского района Карело-Финской ССР".

Скоро поисковики найдут его вещмешок со стихами и дневниковыми записями, ведь скрученные листки из блокнота он мог положить в гильзы или спрятать в пустой фляге.

В его довоенных черновиках есть две скупые строчки. Борис не оставил к ним комментария. А комментарии, наверное, и не нужны.